Помню, как в начале 1948 года подарил мне отец чудесную книжку. Издана она была в Москве и называлась “Охота в Подмосковье”.
В ту пору шел мне четырнадцатый год, и я давно считал себя рыболовом-спортсменом - уж что-что, а окуней и карасей я ловил с успехом. Но рыбная ловля рыбной ловлей - была у меня и другая, пока еще потаенная страсть - охота. Вот почему подарок отца берег я как зеницу ока и не расставался с книгой никогда.
До настоящей охоты мне оставалось еще два года - только шестнадцать полных лет давали в ту пору право на ружье и членский билет охотничьего общества. И мне предстояло ждать этого счастливого дня еще целых два года... Что же делать?
Книгу “Охота в Подмосковье” я знал почти наизусть, без конца перечитывал, но особенно тянули меня к себе те страницы, где говорилось об охоте в засидках...
“Пришел самый темный месяц - декабрь. Заглубели снега, усилились морозы. Короткие серенькие дни быстро переходят и морозные долгие ночи... Чу. Шорох. Легкими осторожными скачками выходит из-за дерева заяц. Присел. Поводил длинными ушами... Скачок, другой - и косой около привады... На место заячьего пира может неожиданно явиться и красавица лиса...”
Нет, и эта, как и все прочие, охота была еще далека от меня, мальчишки. Но не ружье, не выстрел, а сама тайная встреча со зверем тревожила мою душу...
Зима, как по-писаному, пришла в тот год тихо и чисто. Богатые, мягкие пороши недолго сменялись коротким теплом, а потом лег снег, широкий, сплошной, лег надолго, до самой весны...
Ту зиму я ждал особенно. Я знал уже, где устроить для зайцев приваду, спрятал до поры до времени снопик клевера, присмотрел осину, с которой срежу ветки. Радовался, что стог сена, где я собирался укрыться, хозяева не увезут домой до самой весны. Все было к тому, что моя скрытая мечта-охота, первая охота - встреча со зверем состоится. И пусть без ружья, пусть без выстрела, но все будет так, как в той, дорогой для меня книге, - я увижу зайца, тихо вышедшего к приваде, а может быть, увижу и лису, рыжую, пышную от мороза.
И все бы у меня получилось - и стожок сена простоял до весны на лесной поляне, и снопик клевера не перетерли в труху за зиму мыши. Но случилась беда, именно беда для меня, мальчишки, - родители забрали меня из деревни перед самой зимой и увезли в город.
Так и не состоялась моя первая охота, не вышла, не получилась. Но все, что было связано с ней, все приготовления, все мечты, и даже лунная ночь. которую я придумал себе, остались со мной...
Шли годы. Много видел я самых разных охот, но та первая мечта-охота в засидках все никак не приходила ко мне - то не было времени, то не встречалось такого места, которое бы во всем повторяло мою детскую мечту.
Но вот случилось, пришло - впереди ждала меня северная зима. Я оставался на зиму один в пустой деревушке. Прямо от окна моего дома стелилось вверх, по пологому бугру-скату, к лесу, темно-голубое, зимнее ночное поле. Над полем висела полная, яркая от мороза, низкая и большая луна. Под луной крупными, мутными блестками светились снежные наметы у забора и поленницы дров...
Каждый вечер я топил печь, заполнял новые страницы дневника, заряжал патроны, чтобы завтра с утра снова уйти в тайгу на промысел. Это была работа, порой трудная, порой даже тягостная, но близкая и дорогая мне, а оттого и счастливая. За этой работой-охотой я забывал шалаш под березой, где собирался чучалить - ждать тетеревов, забывал озеро, где подо льдом шел жадный до корма январский налим, - все дни вытягивались в единый и целевой поиск, поиск куницы. И только дома по вечерам у печи, за кружкой чаю и дневником будто уголком старой памяти приходили ко мне скупые и скромные на краски картины детства.
Изредка я вспоминал свое первое ружье, легкую ижевку-одностволку, которая отчаянно низила и больно била в плечо при каждом выстреле. Вспоминал свою первую собаку, смешного и безалаберного спаниеля, который вместо уток вытаскивал из воды осклизлые коряги, а вместо дупелей и бекасов разыскивал по болотам лягушек...
Дни стояли ясные, морозные. Стекло окна за день покрывалось толстым слоем льда. Этот лед чуть оплывал, когда топилась печь, а потом снова упрямо полз седыми шероховатыми языками вверх по стеклу.
Уж не помню, зачем надо было мне посмотреть в окно. На улицу, в мороз, выходить не хотелось, н я по памяти детства прижал к промерзшему окну палец... Лед подался, морозная седина сразу опала, разошлась в стороны, а потом и вытаял из-подо льда маленький чистый кружочек стекла.
Я протер этот кружочек и увидел снег, луну, морозную зимнюю ночь. И тут что-то отодвинуло от меня все мои заботы. Я видел ночное заснеженное поле, бугор, край леса... Сейчас из леса вниз по бугру должен скатиться седой осторожный комочек-заяц. Он обязательно остановится перед моим домом, поднимется на задние лапы, поведет ушами, а затем, будто покачиваясь, короткими шажками подойдет совсем близко...
Заяц мог появиться вот-вот, и приготовить ему осиновые веточки я бы не успел. Может быть, назавтра, к новой морозной ночи, я бы и принес под окно своего дома осиновые ветки - но сейчас до осин было далеко.
Вытаявший кусочек стекла снова затягивало морозной пленочкой. Я снова потер стекло пальцем, ладонью, снова прогнал со стекла упрямый ледок...
За окном была та же самая ночь. Только луна чуть-чуть сдвинулась с места и встала как раз напротив моего окна... И тут под луной напротив окна шевельнулась какая-то тень. Тень шевельнулась еще раз и стала покороче и повыше...
Я не верил себе - под моим окном на снегу сидела лиса. Она подтянула под себя лапы, опустила хвост, подняла голову и уставилась на мое окно.
Наверно, ей было странно, этой рыжей лисе, - ночь, пустая деревушка, а тут из окна пусть плохонький, но все-таки свет, а из трубы последний дымок протопившейся печки...
Я смотрел на лису, смотрел, не отрываясь от своего оконца н забывая согнать со стекла новый ледок, видел ту далекую лесную поляну, на которой тогда еще, очень давно, стоял стог сена и куда я очень хотел прийти в самом начале своих охотничьих троп.
Все было как там, в мечтах, в детстве, - и ночь, и луна, и искристый снег под луной, и тишина, и в этой тишине встреча с тайным зверем.
Лиса сидела недолго, скоро ушла, подарив мне исполнение мечты детства. Правда, этой мечте не хватало старого полушубка, в который я собирался закутаться, чтобы не окоченеть в стоге сена. Не хватало тайного ухода из дома, долгой дороги по снегу, не хватало, может быть, и томительного ожидания встречи. Но все остальное было как там, в четырнадцать лет, была встреча, было свидание и тихое прощание с тайной - тогда, в четырнадцать лет, у меня еще не было ружья. И теперь, в тайге, у замерзшего окна я тоже не вспомнил о двустволке...