- Скажи, как ты думаешь, сынок, должны настоящие мужчины держать своё слово? - спросил отец, когда однажды шли они с Андрейкой из детского сада.
- Должны, - не задумываясь ответил Андрейка.
- Нy а если должны, придётся тебе сегодня пораньше спать лечь. Помнишь, зимой я обещал тебя взять на рыбалку, когда тепло будет? Ну вот, тепло установилось, да и ты уже большой стал. Так что собирайся, завтра рано вставать, поедем с дядей Славой на рыбалку.
Сказать, что Андрейка обрадовался, значит ничего не сказать. Он же к этому дню ползимы, всю весну и пол лета готовился. Сам папа на рыбалку, конечно, ездил и зимой, и весной, и летом, но Андрейку с собой не брал. То он говорил, что на реке холодно, то говорил что далеко едет, то, что Андрейка еще мал и ему нужно подрасти.
Так что все был Андрейка маленький да маленький, а тут вдруг большим оказался. Как тут не обрадуешься.
А раз человек стал большим, то и поступки у него должны быть как у большого. Зато так папа объяснил, когда Андрейка перед сном хотел было поканючить как обычно. Подумал Андрейка, и согласился. Быстренько улёгся в кровать и уснул.
И утром встал без причитаний. Вскочил как солдат и раньше папы убежал умываться.
Так рано он еще никогда не вставал, Когда они с папой вышли во двор, где их уже ждал дядя Слава, Андрейка удивился пустоте обычно шумного от ребячьих голосов двора. Двор, зажатый со всех сторон высокими стенами домов, был так тих, что было слышно как за утлом, у магазина, чирикают непоседы-воробьи.
На дяди Славиной машине Андрейке ездить уже приходилось, поэтому он, не дожидаясь особого приглашения, забрался на заднее сидение и умостился между рюкзаком с провизией, прикормом и разными папиными рыболовецкими штучками и мешком с дяди Славиной резиновой надувной лодкой.
Лодка у папы с Андрейке и тоже была, но не резиновая а из тонкой фанеры. Она хоть и разбиралась на части, но в машину всё равно не входила и потому была прикреплена ремешками на крыше.
- Ну, вроде ничего не забыли, - захлопнул дверцу папа.
- Трогаем, - добавил дядя Слава.
- Поехали! - воскликнул Андрейка, и машина покатила по городу.
- Ты бы поспал, пока, сынок. Ехать нам долго. - папа обернулся и потрепал Андрейку по встрепанным волосам.
Ну да, поспал! Андрейка только головой в ответ мотнул, не соглашаясь. За окном проносились пустынные городские кварталы, только изредка попадались навстречу такси с шахматными квадратиками на боках. Когда, выехали за город, перестали попадаться и они.
Машина ехала так быстро, что Андрейка не успевал рассмотреть мелькавшие за окном столбы, кусты и елочки, стоявшие вдоль дороги. Глаза сами закрылись, и он задремал, навалившись на мешок с дяди Славиной лодкой.
Проснулся Андрейка от толчка, машина шла уже по пыльной полевой дороге. Вокруг, сколько видел глаз, расстилались луга и поля. Лишь далеко впереди темнела полоса кустов, отороченная узкой белой полосой. Там были озеро и река. На той реке Андрейке бывать уже приходилось, тогда, они с папой, мамой и сестрой Машей ездили прошлым летом загорать.
Белая полоса быстро приближалась, но дядя Слава и не думал останавливаться. Машина со всего маху нырнула в белую завесу. Андрейка даже глаза от страха закрыл.
Но ничего не случилось. Как ни в чем не бывало, машина покатила дальше, а внизу, под самыми окнами, колыхалось на земле белое облако. Андрейке никогда не приходилось видеть облаков на земле и он, толкнув отца в плечо, показал за окно.
- Да, туманчик, что надо, - кивнул головой папа, - ох, и клевать, наверное, будет!
- Переплюнь, - буркнул дядя Слава и остановил машину возле торчащего прямо из облака ивового куста. - Приехали.
Вначале Андрейка ничего не видел, кроме лежащей на земле белой пелены, с торчащими из нее кое-где ивовыми и ольховыми кустами. И было странно видеть, как двигались по ней обрезанные по пояс папа и дядя Слава. Постепенно Андрейка присмотрелся и смог различить заросший некошеной травой спуск к озеру и тускло мерцающую поверхность воды.
Туман над озером шевелился, двигался, закручивался медленными водоворотами, и казалось, что озеро улыбается и потягивается перед пробуждением.
Папа вытащил из машины свой рюкзак, смял с крыши лодку и дядя Слава уехал дальше к реке, пообещав вернуться к обеду.
Папа собрал лодку, вынул из чехла и настроил удочки. Удочек было три. Две большие для папы и одна поменьше для Андрейки. Папа пристроил удочки вдоль борта лодки, устроил Андрейку поудобнее на рюкзаке в середине и, усевшись на скамеечку в корме лодки, оттолкнулся от берега. Лодка плавно заскользила мимо кустов, неясно проглядывавших сквозь завесу тумана, по скрипящим тугим зеленым листьям кувшинок.
Папа привязал лодку к колу под ивовым кустом в середине затянутой кувшинками заводи и, размотав лески, забросил удочки.
- Ловись рыбка большая, не маленькая, - скороговоркой пробормотал он и замер, глядя на поплавки. Поплавки у папы были замечательные. Папа сам их делал, а Андрейка ему помогал. Ведь это Андрейка принес ему такие замечательные пробки, променяв за них совсем новую, только ручка немного обломилась, игрушечную саблю.
Папа резал пробки ножом, скреб их напильником, гладил тряпочкой и красил разными красками. Андрейка весь вечер не отходил от папиного стола и даже обрезал ножницами трубочки от исписанных стержней шариковых ручек. Папа вставил трубочки в середины пробок, ещё раз покрасил их - и поплавки были готовы. Потом они долго, пока их не выгнала мама, плескались в ванной, подбирая к поплавкам грузила, так, чтобы было видно, как рыба не только попробует приманку, но даже просто дунет на крючок.
На Андрейкиной удочке поплавок был попроще, из гусиного пера, с красной макушкой, и не скользил по леске, а закреплялся прочно. Андрейка сам размотал леску на своей удочке, правда червяка папа помог насадить, и закинул леску поближе к лопухам кувшинок. Поплавок нырнул, покачал красней макушкой и замер, прижавшись в глянцевому листу.
Андрейка уселся поудобнее и повторил вслед за папой:
- Ловись рыбка большая и маленькая.
Вдруг поплавок качнулся, и от него пошли, расширяясь по тихой воде, тонкие колечки кругов.
- У тебя клюет. Не торопись только, подожди пока не потащит, - шепнул папа.
Но Андрейка и сам видел и, вцепившись в удилище обеими руками, ждал. Поплавок еще раз легонько качнулся и затих, больше не шевелясь.
- Эх, заметила, - сокрушенно вздохнул Андрейка и опустил удилище. - Ну, рыбочка, ну пожалуйста, клюнь, миленькая, - шептал он, глядя на поплавок.
Словно послушавшись, поплавок вздрогнул, и чуть наклонившись, поплыл вдоль листа. Андрейка поудобнее перехватил удилище. Поплавок тем временем, заплыл в окно между кувшинок и, как бы обследуя его, не спеша поплыл по кругу вдоль листьев. Тащить Андрейка не торопился, а терпеливо ждал.
"Наверное это очень большая рыба", - думал он, -"наверное это лещ. Или окунь. А может, даже и большущий сом!"
Поплавок закончил круг по прогалу, немножко покачался на выходе, приподнялся, наклонившись на бок, и, вдруг, нырнул. Андрейка дернул так, что закачалась лодка, и из воды вылетел и шлепнулся прямо на дно лодки золотистый карасик величиной с Андрейкину ладонь. Андрейка схватил карасика и, захлебываясь принялся рассказывать отцу, как долго клевал карасик, как он, Андрейка, думал, что там не карасик, а сом или лещ, как карасик клюнул, наконец, сильнее, и Андрейка его вытащил.
Папа снял рыбку с крючка, вытряхнул из банки червей, промыл её в озере и, набрав воды, пустил туда карасика.
Больше Андрейке было не до рыбалки. Не выпуская банки из рук, он разглядывал золотистую рыбку. Карасик тыкался тупым носом в стенки банки, плавал по кругу и от каждого неосторожного Андрейкиного движения начинал метаться. Потом он затих и, глядя на Авдрейку немигающими круглыми глазами, повис над дном.
Андрейке стало жаль маленькую рыбку: "Вот", - думал он, - "все карасиковы друзья в озере плавают, а он тут один сидит скучает". И так обидно ему стало, словно это не карася, а его, Андрейку, посадили в тесную банку.
- Пап, - Андрейка взглянул на отца, - пап, он обратно в озеро хочет.
- Твоя добыча, тебе и решать, - отец едва заметно, одними глазами, улыбнулся.
Андрейка впустил банку в озеро и осторожно перевернул ее. Карасик пулей вылетел из банки, подпрыгнул над водой, звонко шлепнув хвостом, и скрылся под лодкой.
Рыбачить больше не хотелось, и Андрейка улегся на носу лодки на папину ватную куртку.
Проснулся он от едкого запаха дыма.
- Вставай, вставай, рыбак, - дядя Слава раскладывал да разостланном плаще огурцы, лук, колбасу и хлеб. - Пора за ложку браться. А то похудеешь, тогда мать тебя ни за что больше с нами не отпустит,
Андрейка протер глаза. Лежал он почему-то не в лодке, а на берегу под кустом, на надувном матраце. Невдалеке горел костер, и папа помешивал большой деревянной походной ложкой в закопченном котелке, висящем над огнем. Рядом с костром стояла дяди Славина машина.
- Вставай скорее, кушать пора, - повторил дядя Слава.
Но уговаривать Андрейку было не нужно. Он уже и сам сидел на плаще и макал в соль большую помидорину.
- Да ты полегче, полегче, - рассмеялся дядя Слава, - прожевывай, а то живот заболит!
Потом они дружно хлебали из широкого котелка прозрачную ароматную уху и закусывали ее горячей рыбой с черным хлебом. Дядя Слава рассказывал, как громадная щука откусила у него блесну, и какой большой лещ чуть не выпрыгнул из подсачка.
- А Андрей-то у нас тоже отличился, - папа отложил ложку, - карася поймал. Сам. Я по этому поводу для него даже стихи сочинил. Вот послушайте:
В окие среди кувшинок
Танцует поплавок
Едва нырнет, кат тут же вновь
Покажет красный бок.
А я сижу под кустиком,
В волненьи затаясь:
Быть может, там наживку
Теребит мощный язь.
А может быть, вокруг крючка
Широкий бродит лещ,
Такой, что всей пашей семье
В один присест не съесть!
Да нет, пожалуй, что не лещ,
А старый хитрый сом
Щекочет вкусного червя
Своим большим усом.
Пока я так сидел мечтал,
Вильнул и на бок лег
Мой из гусиного пера
Веселый поплавок.
Подсёк и дернул, на крючке:
Не сом,
        не лещ,
               не язь, -
Висел с пятак величиной
Малюхонький карась!
- И не так все было, папка! - обиделся Андрейка. - Совсем он был не маленький, а большой! И ни про какого язя я не думал, а думал вовсе про окуня!
Нy, стоит ли обращать внимание на такие мелочи. Художественная правда не есть правда жизни, а ...,- тут дядя Слава заговорил совсем непонятно, как всегда говорил, когда при нем заводили разговор о стихах или книгах. Он так разошелся, что забыл и про ложку, и про уху, и всё говорил и говорил про "отражение действительности", про Маяковского и про каких-то Флобера с Бальзаком. Маяковского Андрейка знал. Бабушка читала ему книжку Маяковского про "что такое хорошо и что такое плохо", а вот кто такие эти самые Флобер и Бальзак? У другого папиного брата дяди Кеши был охотничий пес по имени Бальзак. Флобер же, скорее всего, решил Андрейка - охотничья собака дяди Славиного друга Маяковского.
Пока дядя Слава говорил, папа с Андрейкой времени зря не теряли. Ложки их так и мелькали над котелком, а папа еще и успевал поддакивать. Котелок быстро пустел.
Зачерпывая очередной раз, Андрейка скрежетнул ложкой о дно. Дядя Слава вздрогнул, словно его кольнули и посмотрел на жующего Андрейку.
- Да, друзья, с вами ухо нужно востро держать, - дядя Слава встал и направился к машине. Порывшись за сидением, он вытащил небольшой аккуратный спиннинг с катушкой и 6лесной.
- Хотел подарить на день рождения, да видно придется о чем-нибудь другом подумать. Ведь у тебя сегодня, считай, тоже день рождения и не простой, а особый. Еще один рыбак появился. Нашего полку прибыло, - и дядя Слава, легонько шлепнув Андрейку удилищем по плечу, передал ему спиннинг. - Владей. Снасть отличная. Сам сегодня испытал.
Андрейка даже рот раскрыл от удивления, взяв в руки искрящуюся лаком, настоящую рыбацкую снасть. Сейчас он еще, пожалуй, маловат, но ведь вырастет скоро. Вон, папка, в прошлом году не брал его совсем на рыбалку, а нынче взял. И всегда брать будет. Папа научит и спиннингом ловить. Он же все умеет.
И начищенная сверкающая блесенка на леске казалась Андрейке золотой дедушкиной медалью.